«Дитя мое,
Останься здесь со мной:
В воде привольное житье
И холод и покой.
*
Я созову моих сестер:
Мы пляской круговой
Развеселим туманный взор
И дух усталый твой.
*
Усни, постель твоя мягка,
Прозрачен твой покров.
Пройдут года, пройдут века
Под говор чудных снов.
*
О милый мой! не утаю,
Что я тебя люблю,
Люблю как вольную струю,
Люблю как жизнь мою…»
И долго, долго слушал я;
И мнилось, звучная струя
Сливала тихий ропот свой
С словами рыбки золотой.
Тут я забылся. Божий свет
В глазах угас. Безумный бред
Бессилью тела уступил…
24
Так я найден и поднят был…
Ты остальное знаешь сам.
Я кончил. Верь моим словам
Или не верь, мне все равно.
Меня печалит лишь одно:
Мой труп холодный и немой
Не будет тлеть в земле родной,
И повесть горьких мук моих
Не призовет меж стен глухих
Вниманье скорбное ничье
На имя темное мое.
25
Прощай, отец… дай руку мне:
Ты чувствуешь, моя в огне…
Знай, этот пламень с юных дней,
Таяся, жил в груди моей;
Но ныне пищи нет ему,
И он прожег свою тюрьму
И возвратится вновь к тому,
Кто всем законной чередой
Дает страданье и покой…
Но что мне в том? – пускай в раю,
В святом, заоблачном краю
Мой дух найдет себе приют…
Увы! – за несколько минут
Между крутых и темных скал,
Где я в ребячестве играл,
Я б рай и вечность променял…
26
Когда я стану умирать,
И, верь, тебе не долго ждать,
Ты перенесть меня вели
В наш сад, в то место, где цвели
Акаций белых два куста…
Трава меж ними так густа,
И свежий воздух так душист,
И так прозрачно-золотист
Играющий на солнце лист!
Там положить вели меня.
Сияньем голубого дня
Упьюся я в последний раз.
Оттуда виден и Кавказ!
Быть может, он с своих высот
Привет прощальный мне пришлет,
Пришлет с прохладным ветерком…
И близ меня перед концом
Родной опять раздастся звук!
И стану думать я, что друг
Иль брат, склонившись надо мной,
Отер внимательной рукой
С лица кончины хладный пот
И что вполголоса поет
Он мне про милую страну..
И с этой мыслью я засну,
И никого не прокляну!..»

1839

Олег 

1
Во мгле языческой дубравы [305]
В года забытой старины
Когда-то жертвенник кровавый
Дымился божеству войны. [306]
Там возносился дуб высокой,
Священный древностью глубокой.
Как неподвижный царь лесов,
Чело до самых облаков
Он подымал. На нем висели
Кольчуги, сабли и щиты,
Вокруг сожженные кусты
И черепа убитых тлели…
И песня Лады никогда
Не приносилася сюда!.. [307]
Поставлен веры теплым чувством,
Блестел кумир в тени ветвей,
И лик, расписанный искусством,
Был смыт усилием дождей.
Вдали лесистые равнины
И неприступные вершины
Гранитных скал туман одел,
И Волхов за лесом шумел.
Склонен невольно к удивленью,
Пришелец чуждый, в наши дни
Не презирай сих мест: они
Знакомы были вдохновенью!.. [308]
И скальдов северных не раз [309]
Здесь раздавался смелый глас...
2
Утихло озеро. С стремниной
Молчат туманные скалы,
И вьются дикие орлы,
Крича над зеркальной пучиной.
Уж челнока с давнишних пор
Волна глухая не лелеет,
Кольцом вокруг угрюмый бор,
Подняв вершины, зеленеет,
Скрываясь за хребтами гор.
Давно ни пес, ни всадник смелый
Страны глухой и опустелой
Не посещал. Окрестный зверь
Забыл знакомый шум ловитвы.
Но кто и для какой молитвы
На берегу стоит теперь?..
С какою здесь он мыслью странной?
С мечом, в кольчуге, за спиной
Колчан и лук. Шишак стальной
Блестит насечкой иностранной...
Он тихо красный плащ рукой
На землю бросил, не спуская
Недвижных с озера очей,
И кольцы русые кудрей
Бегут, на плечи ниспадая.
В герое повести моей
Следы являлись кратких дней,
Но не приметно впечатлений:
Ни удовольствий, ни волнений,
Ни упоительных страстей.
вернуться
305

Олег

Впервые один из отрывков («Ах, было время, время боев…») опубликован в 1859г. в «Отечественных записках» (т.125, №7, с.34), другой (ст.15—22) – в «Русской мысли» (1881, №12 с.23), полностью – в 1889г. в собрании сочинений под редакцией Висковатова (т.1, с.17—20).

Текст автографа представляет собою три варианта начала поэмы, которые создавались в 1829г. Возможно, что замысел поэмы возник у Лермонтова в связи с тем, что в 1829г. ареной войны России против Турции стал Балканский полуостров (осенью русские войска начали приближаться к Константинополю).

Героем поэмы сделан киевский князь Олег (ум. 912), который, согласно летописи, правил с 879г. в Новгороде, а в 882г. овладел Киевом. Укрепляя границы Киевской Руси, Олег покорил многие племена. В 907г. он совершил победоносный поход на Царьград (Константинополь), после чего заключил выгодный для Руси письменный договор с греками (в 911г.).

Трактовка образа Олега как мстителя (отрывок III) совпадает с изображением его в стихотворении Пушкина «Песнь о Вещем Олеге». Несомненно, знал Лермонтов и думу К. Ф. Рылеева «Олег Вещий».

вернуться
306

Когда-то жертвенник кровавый Дымился божеству войны. – Речь идет о боге грома и молнии (Перуне), которому поклонялись древние славяне. Перун считался богом-покровителем войны.

вернуться
307

И песня Лады никогда Не приносилася сюда. – Лада (ладо) – припев зимних, весенних и летних, а также свадебных песен славян («Ай дид, ой ладо», «ой ди ди ладу» и т.п.). В XVIII—XIX вв. некоторые фольклористы (М. Д. Чулков, А. Н. Афанасьев и др.) считали, что Лада – имя славянской богини веселья и всякого благополучия, жертвы которой приносили готовящиеся к вступлению в брак. А. А. Потебня в работе «Объяснения малорусских и сродных народных песен» (отдельный оттиск из «Русского филологического вестника»; Варшава, 1883, с.16—38) показал неосновательность такого предположения.

вернуться
308

Не презирай сих мест: они Знакомы были вдохновенью. – Ср. у Пушкина в стихотворении «Домовому»: «Они знакомы вдохновенью».

вернуться
309

И скальдов северных не раз Здесь раздавался смелый глас. – Скальды – древнескандинавские певцы, слагавшие и собиравшие рассказы, стихотворения и песни о героях и их подвигах.